«Легенда рассказывает, как король Ричард Львиное Сердце соревновался во владении клинком с султаном Саладином (Салах-ад-Дином): король, славившийся незаурядной силой, разрубил своим прямым стальным мечом стопку лежащих на земле щитов, а султан – подброшенный в воздух шелковый платок булатной саблей. Как видим, эта легенда содержит и определенную идею: Ричард демонстрировал «силовую» технику рубки толстым и прочным лезвием, а также свои атлетические способности, в то время как Саладин – технологические хитрости при изготовлении легкого клинка и виртуозную технику владения им: небольшой вес платка требовал хорошего глазомера и навыков в выборе правильного режима реза (ход-подача).

Можно легко домыслить, что бы случилось, доведись им поменяться оружием. Платок Саладина наверняка оказался бы цел, в отличие от сабли, попавшей в мощные лапы Ричарда. Именно вопрос выработки правильных навыков и культуры работы с инструментом сегодня находится в тени тематики высоких технологий и новомодных материалов. Нож – это всегда продолжение руки, и если его владелец считает, что отданная за клинок из суперматериалов кругленькая сумма избавляет от необходимости уметь им пользоваться, то он глубоко заблуждается».

Самым первым и поистине подобным гриппозной инфекции по степени заразности и количеству пораженных следует назвать заблуждение относительно твердости клинков. Абсолютное большинство доморощенных специалистов в качестве неоспоримого и решающего фактора, определяющего классность материала ножа, ставят его способность (или неспособность) рубить гвозди. Гвоздь — вот высший судья, обладающий правом последнего слова! Пусть ножик будет невероятно удобен, надежен, проверен в деле, держит жало хоть десять лет после предыдущей заточки — он не стоит ломаного гроша, если вы при каждом удобном случае не спешите на спор хватить им по ржавой «стопятидесятке» так, чтобы ее половинки улетели в далекие кусты. Тщетно доказывать своим приятелям, скажем, по охоте, что для подобных механических операций существуют зубила, а нож — инструмент тонкий и вовсе для таких глупостей не предназначенный. Ваш отказ тотчас расценят как признание себя владельцем ни на что не годной железки.

Между тем способность клинка разрубить пополам толстый гвоздь (кстати, обладающий отнюдь не нулевой твердостью из -за технологического наклепа поверхностного слоя) говорит непредвзятому зрителю всего-навсего о том, что сей клинок закален никак не менее, чем до твердости в 50 HRC или выше. То, что блестящий рубака после десятка казненных скобяных изделий вполне может выкрошиться по кромке лезвия, обычно не принимается в расчет. С этой и только с этой точки зрения «гвоздевой» тест может иметь хоть малейший смысл — он просто говорит нам, что нож тверже гвоздя, и не более того. Все прочие немаловажные составляющие оценки качества остаются за кадром. Но, увы — даже убийство гвоздей не есть вершина глупости, поскольку лавры великих естествоиспытателей манят, словно дале кие огни, заставляя вновь и вновь выяснять жгучий, как выпитая перед этим водка, вопрос: чей нож крепче. Раньше проблемы сопромата естественно и просто решались в благородной дуэли, автоматически ставившей все на свои места. Теперь обходятся суррогатом поединка, лязгая клинком о клинок, с последующим придирчивым изучением глубины зарубок. Хотя и этот тест ничего, кроме твердости стали, не определяет, устный фольклор изобилует множеством колоритных историй о разрубленных пополам ножах и о погубивших их феном енах, не поплатившихся за это даже зазубринкой.

Не желая быть голословным, могу привести рассказ моего отца, своими глазами видевшего и даже державшего в руках подобный уникум.

«Дело было сразу после войны, году в 1946 -м, в Петрозаводске, где, по окончанию речного училища, он проходил практику, плавая на разных пароходах. У одного моториста был небольшой, самой незамысловатой формы ножик типа финки, решительно ничем не привлекавший внимания, кроме немного странного, слегка голубоватого цвета стали да еще того многократно проверенного факта, что его владелец рубил на спор любой другой нож. На этом же, как водится, не оставалось и следа. Кроме всего прочего, его никогда не точили, но острота лезвия притом не оставляла желать лучшего. Хозяин и сам не знал истории и генеалогии удивительного изделия, за исключением факта, что его отец купил этот нож лет сорок назад на каком -то местном базаре, вроде бы у финна.»

Разумеется, ничего загадочного или фантастического во всей этой истории нет, а чудесный клинок появился на свет, скорее всего, под умелыми руками безвестного кузнеца при стечении целого ряда счастливых обстоятельств. Сталь ли попалась какая -нибудь особенная (а до революции в России водились очень даже неординарные стали, совершенно впоследствии исчезнувшие) или так удачно легли ковка и закалка — но вряд ли этот замечательный нож имел много равноценных собратьев.

Если не брать в расчет мизерное количество феноменально удачных экземпляров, сочетающих твердость с пластичностью, следует ясно понимать и принимать как должное, что даже очень-очень хороший нож вовсе не обязан рассекать сталь и камни, будто меч джедая. Золотая истина всегда лежит в золотой же середине, и в погоне за блуждающим огнем одного параметра (в данном случае — за твердостью металла) легко потерять все иные немаловажные аспекты, свойственные действительно хорошему ножу.

В последнее время в обиход вошел еще один вариант испытаний. Особо «продвинутым» потребителям предлагают отныне не рубить гвозди, справедливо заметив, что это можно делать и зуби лом. Гвозди предлагают …строгать! Нож, которым можно снять стружку с гвоздя, а потом порезать лист бумаги, вызывает уважение. После этого объявляется цена.

Итак, с твердостью мы разобрались, насладившись вполне достоверной историей. Настал черед следующего заблуждения, касающегося остроты лезвия, ибо несть числа безумцам, которые, едва взяв в руки любой режущий предмет, тотчас начинают брить им запястья, резать ногти и рассекать волоски, выдранные из собственных буйных голов. Хотя, если быть честным — как же еще проверить качество заточки? Тут важно не впадать в сиюминутный искус, а попытаться выяснить, насколько долго данная кромка способна сохранять покорившую всех режущую способность. Дело -то в том, что при известном терпении даже полоску кровельной жести нетрудно заточить до бритвенной остроты, хотя она и затупится от первого прикосновения к сосновой щепке. И еще: многие склонны путать грубый, но чрезвычайно острый и опасный заусенец, образующийся при беглой заточке лезвия на крупном абразиве, с действительно доведенной до неощутимой толщины кромкой, получить которую можно лишь путем скрупулезной усидчивости над нежными брусками.

Первый тип заточки характерен для всех современных «фирменных» ножей промышленной выделки, где пресловутая «микропила» достигается поперечной проводкой по алмазным кругам. Режущая способность при этом получается действительно невероятная, но увы — она исчезает столь же быстро, как появилась на свет, после чего приходится перетачивать «суперножик» самым что ни на есть добрым дедовским способом. Чудес, как известно, не бывает, и полученное за пять минут никогда не проживет пять лет, иначе вокруг вовсю крутились бы вечные двигатели. Отчего -то японцы, добивающиеся общепризнанно лучшей и недостижимой прочим умельцам остроты своих клинков, не отдают сей процесс в лапы возлюбленных роботов, а вот поди ты — непременно в чуткие старческие руки какого-нибудь знаменитого «национального сокровища», и не на день, а недельки на две, после чего этим мечом можно лет пятьдесят руби ть головы любителям технологических нововведений.

Что касается упомянутого заблуждения насчет остроты лезвия, оно состоит в том, что шибко грамотный эксперт, проведя ножом по намусоленному предплечью и не уронив на пол ни волосинки, спешит объявить злосчастный экземпляр никуда не годным порождением косорукого мастера. Обычно претензии простираются при этом столь далеко, что требуют попеременно вскрывать консервные банки и брить бороды без малейшего ущерба для того и другого. Боюсь, подобными свойствами не обладали и булаты «кара-хоросан» в пору своего расцвета. Но самое восхитительное то, что, приобретя в охотничьем магазине вполне пристойный тесак ценою, скажем, в 50 долларов, счастливый обладатель почитает себя заполучившим в руки никак не менее, нежели феноменальный раритет работы знаменитого маэстро молота и наковальни из Толедо. Разумеется, он тотчас начинает предъявлять к высококачественному, но вполне ординарному серийному клинку абсолютно непомерные требования и обижается, словно ребенок, заполучивший не ту игрушку, что рисовалась ему в мечтах.

Сказка о страшных ножах

Коль скоро здесь было произнесено слово «тесак», то логично перейти к следующему виду весьма современных специфических заблуждений, а именно — к выбору ножа, обусловленному не достоверной информацией и не насущными нуждами, которые потребуется решать с его помощью, а лишь подборкой просмотренных боевиков.

Увы, следует разочаровать приверженцев победоносного Джона Рэмбо, Крокодила Данди и всех прочих героев, орудующих на экране ужасающими «выживальниками» со всеми их пилами, крючьями и приборами спутниковой связи в рукоятках. Ни на что иное, кроме выживания в дебрях Амазонки или запугивания панков с выкидными «перышками» в руках, эти страшилища не пригодны. По словам компетентного в данном вопросе господина В. Артеменко (статья «Выбираем нож» в журнале «Солдат удачи»), «когда Сталлоне, признанный коллекционер ножей, на распродаже в Лос -Анджелесе столкнулся с мастером из Арканзаса Джеймсом Б. Ли, из их сотрудничества возник не только прекрасн ый реквизит для фильма «Первая кровь», но и новый тип ножа — так называемый Survival Knife. Мода на него оказалась так сильна, что компоновку переняли даже армейские ножи. Однако нож для «Рэмбо -3» выглядел еще ужаснее. И именно подобные секачи приходится наблюдать в лапах отечественных «джентльменов удачи». Может, оно и к лучшему — по крайней мере, никого не зарежут. Существует понятие «криминального оружия» — то есть такого, убить которым нельзя, но посадить в тюрьму за которое можно».

Золотые слова! Разумеется, умертвить хрупкую человеческую плоть при помощи «выживальника», увы, можно, но не так легко, как представляется. Кровь из широченной ранищи хлынет рекой, случайные свидетели, оторопев от непривычного зрелища, быстро вызовут милицию и «скорую», несчастная жертва будет доставлена в приемный покой больницы, где, если только злая сталь не располовинила ливер или сердечную мышцу (а пронзить частокол ребер широким клинком непросто), вся история закончится поеданием апельсинов в палате для выздоравливающих, да еще красивым длинным шрамом на мужественном торсе.

Помимо чисто медико-анатомических сложностей, перед потенциальным убийцей может предстать ловкость и сноровка его жертвы, а при известном проворстве, подкрепленном нехитрым арсеналом восточных единоборств или родного самбо, отвести хорошо заметный габаритный клинок совсем нетрудно. Его можно безбоязненно хватать своей мозолистой рукою со стороны спинки, выкручивать и выламывать из злодейских ладоней, используя длину и ширину клинка себе во благо как рычаг. При резком концентрированном ударе в район запястья тяжесть ножа сыграет с владельцем злую шутку, вырвав оружие прочь, и так далее. Учитывая особенности национального мордобоя, при котором добрую половину года наши северные тела упрятаны под пуховики и овчины, следует помнить и о том, что даже сам прародитель таких ножей Д. Рэмбо не сумел бы колющим ударом пронзить добротный российский драп, не говоря уже о настоящем романовском баране, а скользящее режущее движение способно разве что пустить по ветру тучу гусиного пуха из расхаракиренной куртки. Всякий, кто хоть раз пробовал резать даже очень острым ножом неподатливые наслоения ткани, согласится с этим. Теперь поглядим на героя нашего рассказа.

Здесь представлен хотя и зловещий, но вполне «сдержанный» нож безо всяких кинематографических извращений, даже без абсолютно нефункциональной, решительно ни к чему не пригодной пилы по обуху. Фактически — это почти старый добрый «Боуи», оснащенный вогнутой рукоятью.

В противовес реабилитированному, хотя и очень страшному, ножу для выживания скромная коротышка -финочка тянет за собою через толщу истории действительно мрачный кровавый след, по обеим сторонам которого холмами громоздятся отнюдь не киношные, а самые настоящие трупы тысяч и тысяч плохих и хороших людей, переправленных в лучший мир посредством неброской полоски стали. Как известно, реальные боевые ножи предназначены для одной - единственной цели — убивать, причем сразу и наверняка. Конечно, славные спецназовцы и агенты -парашютисты могут добывать своими финками грибы, резать сало и вскрывать консервы с тушенкой, но от всей этой кулинарии зловещая функция их ножей как орудий смерти ничуть не убывает.

Образец, призванный убивать и только убивать — пресловутый кинжал британских командос времен Второй мировой войны:

Дальнейшее развитие боевых ножей ознаменовалось уменьшением габаритов, тем самым сближая их со средней финкой. Мировой опыт показывает, что самая практичная длина клинка реального боевого ножа колеблется от 100 до 200 мм, причем тенденция упорно идет на дальнейшее снижение цифр. Одному из авторов как -то пришлось реставрировать для коллекционера нашу десантную финку («Нож разведчика» образца 1940 г.) времен войны, и должен заметить, что это было отменное холодное оружие в самом точном смысле этого слова.

Простой клинок треугольного сечения длиной 150 мм оканчивался легкой березовой рукояткой, пузатенькой и овальной в поперечнике, без всяких массивных затыльников и прочих излишеств. Трудно придумать более функциональный и целесообразный предмет для решения мрачных задач. Короткий и достаточно толстый клинок при сильном тычковом ударе пробьет и шинель, и бушлат, и дубленку, а небольшая длина позволяет легко манипулировать таким орудием, производя самые замысловатые и неожиданные финты, чего никак не сотворишь с тяжелым и длинным секачом в руках. Раны же, нанесенные узким клинком, являются самыми опасными изза внутренних кровоизлияний, так как мигом сходящиеся края кожи не дают возможности крови спокойно вытекать наружу. Как там у Пушкина?

«Да! Жив! Гляди, проклятый, Ты прямо в сердце ткнул — Небось не мимо,

И кровь нейдет из треугольной ранки, А уж не дышит — каково?»

Если учесть, что опытный профессионал никогда не тычет свою мишень куда попадя, чтобы после, как пишут в милицейских протоколах: «пострадавший скончался в результате множественных ножевых ранений», а бьет всегда наверняка, в единственно нужное место, то ясно — красивым шрамом дело не обойдется.

Мой отец во время войны был свидетелем поучительного эпизода. Под Таганрог перебрасывали морских пехотинцев, и несколько дней они гуляли по Ростову, отдыхая между боями. Ходили они, разумеется, при всей своей амуниции и вооружении. И вот как -то на базаре один такой морпех внезапно почувствовал в своем бушлате руку карманника. Он ее поймал, придавил, а затем, не промолв ив ни слова и не изменившись лицом, извлек из ножен на поясе финку и коротко ударил сверху вниз в район шеи. Затем спокойно вытащил платочек, обтер клинок, вложил его обратно, платок выбросил и как ни в чем не бывало продолжил путь, оставив любопытной толпе распростертое блатное тело. Все это не заняло и десяти секунд — вот что называется реальным применением боевого ножа для того, к чему он предназначен. Поэтому ясно, отчего милиция столь нетерпимо относится именно к финкам и «перьям», любимым игрушкам уголовного мира.

Совершенно справедливо законодательством большинства цивилизованных стран строго запрещены к ношению узкие обоюдоострые кинжалы с ромбовидным клинком, равно как собственно стилеты и стилетоподобные тонкие ножи — как созданные однозначно для убийства. Излюбленная отговорка всех задержанных органами правопорядка насчет того, что изъятый кинжал применялся исключительно для нарезки колбасы и хлеба еще походит (чисто теоретически) на правду, тогда как стилет не оставляет своему невезучему хозяину шансов на свободу, ибо никакая поварская операция, кроме заколки кабана, им произведена быть просто не может. Проще говоря, если громадным тесаком с пилой поверху легко покалечить, но трудно убить, то неказистой финкой или стилетом трудно как раз не убить, а потому повышенное репрессивное внимание к адским игрушкам вполне оправдано. Пресловутый игольчатый штык, бытовавший когда-то, вопреки расхожему мнению, не только в русской армии, действительно был намного смертоноснее позднейших ножевых, с плоским клинком.

Чем-то средним между стилетами и кинжалами являются кортики, отчего-то повсеместно имеющие узкий, длинный, чисто колющий клинок. Кортик любой страны легко узнаваем.

Сказка о ртутном ноже

Из области наиболее популярных легенд самой живучей и захватывающей является сказка о «ртутных» ножах для метания, которые можно швырять хоть боком из -под ноги задом наперед — и они все равно вонзятся точнехонько между глаз врага, стоящего за полтор ы сотни метров от вас.

Но тут необходимо сразу оговориться: с технической точки зрения ничего сказочного в идее ртутного ножа нет, и редкие экземпляры этого удивительного оружия действительно существуют в подлунном мире.

Поскольку лично мне запускать их в цель не доводилось, я опишу лишь общий принцип действия и приведу достоверный пример, слышанный мною от непосредственного участника событий. Нет никакого смысла рисовать чертежи или схемы таинственных ножей, поскольку заложенная в них идея проста и очевидн а, но конкретное ее воплощение в металле очень и очень (к счастью) сложно.

Суть в том, что вдоль оси достаточно толстого по такому случаю клинка проходит продольный канал, глухое тупиковое отверстие. Чем ближе к острию оно заканчивается, тем лучше. По оном у каналу свободно перемещается, бегая взад -вперед, капелька ртути. В момент броска (но отнюдь не абы какого) эта ртуть плюхается вперед, мигом ориентируя нож в полете острием строго в цель. Уж насколько востер глаз и тверда рука — это ваше дело, конструкция лишь обеспечит вонзание без боковых завалов и огрехов, подобно дротику или стреле.

А технологические сложности здесь те, что для получения столь длинного и узкого (не более 3 мм в диаметре) отверстия предстоит обзавестись как минимум специальным сверлом, каких я в жизни не видывал даже на «закрытых» производствах, да еще вдобавок потребуется высокоточный координатно -расточной станок, обеспечивающий необходимую соосность сверла и клинка. А то ведь, пожалуй, оно вылезет куда -нибудь вбок — ведь толщина стенки всего один миллиметр. Далее: чистота обработки внутренней поверхности нашего канальца должна быть под стать ружейному стволу, то есть речь идет, скажем прямо, о полировке, иначе бегущая ртуть разобьется на мелкие шарики обо все эти заусенцы. Предполагается, что клинок прям, будто стрела, но всякий, кто хоть раз в жизни пробовал закаливать нож, может рассказать немало интересного о том, как прекрасную заготовку гнет и сворачивает свиным хвостом в результате никому не ведомых причин. Согласитесь, метать в ц ель кривой ножик еще хуже, чем стрелять из гнутого ствола. И напоследок, запуская внутрь рожденного в муках клинка ртуть, необходимо откачать из канала воздух, создав какой-никакой вакуум, иначе наша капля и не подумает свободно бегать туда-сюда, поскольку уподобится поршню.

Вот и все! Видите, как просто? Так что — за дело…Обо всяких там мелочах касательно баланса и потребного количества «живого серебра» говорить не стоит, ибо, храбро одолев исходный набор препятствий, вы какнибудь «пристреляете» чудо-оружие.

Существует, правда, некая разновидность метательного орудия со ртутью внутри, ножом никак не являющаяся. Это всего -навсего заостренная стальная трубка довольно приличного (порядка 10 -15 мм) диаметра, задний конец которой заглушен обычным винтом. Поскол ьку ртутный канал велик и просторен, ни полировки, ни откачки воздуха не требуется, но это не мешает примитивному дротику вонзаться в цель точнехонько острием.

Однако самое интересное то, что игра не стоит свеч, поскольку путем усердных тренировок можно добиться устойчивого навыка попадать в нужное место решительно любым попавшимся под руку предметом — от столовых ножей и вилок до серпов и гвоздей, не связываясь ни с какой ртутью.

Теперь обещанные истории, иллюстрирующие оба варианта.

В 1979 году, во время катания на лыжах в Терсколе, я встретил одного весьма интересного человека. Он во время войны служил в разведке, теперь же это был худощавый седой старичок, довольно немногословный. Но как-то за чаем при свечах он таки порассказал нам про свое житье-бытье, и в числе прочего я запомнил, что была у него немецкая ртутная финочка, которую действительно можно было бросить хоть боком — она упрямо втыкалась острием, причем тем лучше, чем больше (до известных пределов) была дистанция, поскольку ножу необходимы некоторое время и простор для самобалансировки. Он говорил, что поснимал с ее помощью немало часовых.

Обратную сторону медали демонстрирует не единожды слышанная мною от своего дядюшки история о волшебном якуте из тайги и тундры, который служил у него в батальоне и прошел всю войну с первого до последнего дня, а после победы еще долгие годы писал письма и слал открытки по праздникам. Он владел феноменальной и необычайной техникой метания обыкновенного тяжелого штык -ножа, причем умел метать его из положения лежа, зажав острие между большим и указательным пальцами рукояткой вперед -вверх. Мало того, что он метров за десять попадал чуть ли не в пятак, пробивая увесистым орудием дюймовую сосновую доску насквозь, так еще умудрялся ориентировать плоскость клинка, вгоняя его строго горизонтально. Это делалось неспроста. Когда таким образом он снимал часовых, то вгонял штык всегда чуть ниже кадыка. Горизонтальность широкого клинка, по его словам, обеспечивала гарантию бесшумности, перекрывая горло подобно заслонке. Чтобы вы смогли лучше представить, о чем идет речь, вот изображение того самого штык-ножа от самозарядной винтовки Токарева образца, уж не знаю, то ли 1938 (СВТ -38), то ли 1940 (СВТ-40) года. На всякий случай привожу обе модификации.

Очередная порция заблуждений относится к материалу клинков. Сыны двадцатого века, испорченные стремител ьным взлетом технологий, почитают обыкновенную углеродистую сталь, что верой и правдой прослужила человечеству несколько тысячелетий, устаревшей и ни к чему не годной. Мне доводилось не раз с изумлением слышать от многих людей, связанных с хорошо налаженны м производством (естественно, военным), что им посчастливилось изготовить самим или заказать титановый нож. Браво! Не знаю, насколько горьким было их последующее разочарование, но из личного опыта мне совершенно точно известно, что никакие марки титановых сплавов, сколь бы редкостными и высокопрочными они ни были, абсолютно не годятся для выделки клинков — ни длинных, ни коротких. То есть для спортивных или театральных целей вполне разумно изготовить легкий, упругий и совершенно не подверженный коррозии меч , палаш или ятаган из добротного калящегося титана. Но когда речь заходит о способности сохранять заточку, тут -то вся неправда и выплывает наружу. Максимальная закалочная твердость, которую дают лучшие марки титановых сплавов, — 47 HRC, что в сравнении со сталью просто убого. В свое время я вплотную занимался изготовлением альпинистского снаряжения из титановых сплавов самых разных марок и могу однозначно свидетельствовать, что ничегошеньки, кроме романтического флера вокруг своего названия, данный металл д ля клинкового оружия не дает, разве что не ржавеет (этот фактор, а также малый удельный вес, оказались решающими аргументами для начала производства некоторыми фирмами легких водолазных ножей). Для углеродистых сталей картина прямо противоположная — и ржавеют, и темнеют, но жало сохраняют отменно и обладают дивной общей прочностью. Но при одном условии: что это не рядовой продукт скоростной ударной плавки, не конверторная, а хорошая выдержанная (говоря научным языком — «спокойная») мартеновская сталь, имеющ ая поэтому в своей маркировке букву «А», что означает «высококачественная». Например, У10А, У13А и так далее.

Высшим же достижением в славных рядах углеродистых сталей был и остается пресловутый булат, как литой, так и сварочный. Тут -то и кроется ловушка, дающая почву для одного из самых расхожих заблуждений. Едва узрев на поверхности клинка характерные разводы, знаток уездного масштаба воздевает глаза к небу и благоговейно поет что-то насчет дамасской стали, способной перерубить ствол ружья двенадцатого калибра. И попадает, как водится, пальцем в это самое небо, поскольку весьма близкие на слух термины на деле обозначают принципиально разные вещи.

По порядку: дамасская сталь получила свое легендарное наименование не оттого, что появилась на свет в персидско м городе Дамаске, но лишь приняв на себя волшебный отблеск славы, издавна присущей данному региону на поприще выделки прекрасного холодного оружия. Материалом же для них служил булат, получаемый из Индии в виде небольших слитков или плиток, так называемый вуц. В самой Персии выплавкой булатной стали практически не занимались, так как результаты значительно уступали индийским. Умелые руки иранцев только ковали и калили готовую сталь, но уж это -то у них получалось на диво. Коли речь зашла о выплавке, стоит за метить: настоящий булат именно выплавляется, приобретая задатки феноменальных качеств уже в момент (правда, несколько растянутый) рождения. В его слитке априори заложены ростки всей возможной полноты легендарных характеристик, если только их не загубит пья ный кузнец, перегрев заготовку в пучине горна. Обращаю внимание на слово «задатки», потому что для выявления ожидаемых свойств требуется много умения и знания пресловутых секретов ковки, закалки и т. д.

Хотя термин «дамасская сталь» в равной мере относится ко всем изделиям, имеющим характерный поверхностный узор, словом «дамаск» принято называть только многослойную сталь, получаемую в результате кузнечной сварки нескольких слоев металла с различным содержанием углерода. Будучи прокован, согнут и снова прокован много раз, такой «пирог» дает на поверхности полированного и травленого изделия красивые извивы, волны и завитки, но по механическим свойствам, как правило, уступает настоящему литому булату. Единственное, чем может похвастаться этот материал, — замечательной вязкостью, то есть высокой прочностью на разрыв. Это качество дамасков применялось в промышленных масштабах на протяжении без малого двух веков для производства стволов легкого стрелкового оружия. Толстые жгуты, набранные из проволоки с различным содержанием углерода (от почти нулевого до весьма высокого) плотно скручивались и проковывались по специальной технологии, в результате чего получались длинные ленты прямоугольного сечения, которые затем навивались на цилиндрическую оправку и снова проковывались. В итоге получали отменный ствол, способный выдерживать гораздо большее давление пороховых газов, нежели сделанный из обычной стали, да вдобавок с превосходным кружевом по поверхности. В наши дни не составляет труда увидеть дамасковые стволы на антикварных дробовиках XIX века или на кавказских винтовках того же периода. Конец эпохе ружейного дамаска положили специальные литые ствольные стали, технология которых была разработана и внедрена не заводах Шеффилда, в доброй старой Англии. Не обладая никаким и художественными достоинствами, они превосходили дамаск абсолютно по всем прочностным показателям.

В случае литого булата великолепие поверхности является лишь побочным продуктом в погоне за слиянием несовместимых боевых кондиций клинка — твердости с пластичностью, но сварочный дамаск обыкновенно куется как раз в погоне за внешней красотой. Опытный кузнец, имеющий в своем распоряжении горн с углем, в состоянии провести сварку и проковку многослойной полосы, поверхность которой после специальной обработки будет ласкать взор дилетанта и будить в его воображении голубой блеск персидских сабель, гортанные арабские крики и бешеное ржание боевых коней. Но реально такое изделие по всем объективным физическим параметрам, скорее всего, уступит обыкновенной, но умело закаленной, всенародно любимой рессорной стали 65Г.

Если попытаться сформулировать в сжатой форме суть понятий, получится следующее.

Булат — сталь, в которой содержание углерода достигает предельных значений (2 % и более), что изначально выводит его за рамки обыкновенных прочностных характеристик, но (!) при условии соответствующей обработки. Правильно откованный и закаленный булат сочетает несовместимые качества: максимально возможную для сталей твердость с высокой пластичностью. Именно поэтому булатные клинки легко переносят ударные нагрузки, не затупляются и не трескаются. Узор образован скоплениями зерен и прожилок цементита (более светлые) в основной массе железа (темный фон) и проявляется в результате травления едкими растворами.

 

Поверхность настоящего булата, вопреки романтическим заблуждениям, отнюдь не сверкает, тем более голубым цветом, — она серая и тусклая, без глянца. И, между прочим, не всякий булат хорош, довольно часто встречаются изделия посредственного качества, ничем не лучше просто стальных.

Сегодня технологическая цепочка получения булата не составляет секрета, однако требует специального оборудования (особых печей, тиглей) и огромного личного опыта, но есть мастера, сумевшие сделать его реально действующим клиночным материалом (С. Лунев, Л. Архангельский и др.).

Дамаск — многослойная сварочная сталь и одновременно характерный узор на поверхности (в том числе — настоящего булата). Технология состоит в кузнечной сварке жгута или пакета, набранного из чередующихся слоев разносортного металла. В итоге материал приобретает особенные свойства, а именно — совокупность твердости с пластичностью, но их величины, как правило, ниже аналогичных для булата. В настоящее время освоено производство дамаска с использованием нетрадиционных материалов — цветных (в том числе драгоценных) металлов, высоколегированных сталей, порошковых композиций и т. д. Возможно, за этим кроется блестящее будущее, но и теперь количество клинков и з хорошей дамасской стали насчитывает сотни тысяч, поскольку выход качественного промышленного дамаска измеряется десятками тонн, и целый ряд фирм специализируются именно по дамаску.

Узор обусловлен различием химических свойств слоев, их отражающей способности, цвета, плотности и т. д. Рисунок чаще всего напоминает текстуру дерева, точнее — фанеры, однако всевозможными способами ему придают любую, даже заранее заданную конфигурацию типа силуэтов людей, символов, орнаментов и прочих изысков.

Прокатанные в вальцах дамаски выдают себя ритмичностью и геометрической правильностью узора, чего никогда не встречается у «ручных» экземпляров. Процесс травления гораздо проще, чем для булата.

Японский дамаск предполагает сварку пластин металла содинаковым содержанием углерода, поэтому рисунок не виден явно. Кроме того, количество ковок достигает полутора десят ков, следовательно, число слоев переваливает иногда за сотню тысяч. В результате получается невероятно плотный, высокопрочный дамаск, стяжавший славу на полях сражений. В настоящее время всей полнотой технологии владеют лишь немногие японские мастера, приз нанные «национальным достоянием». Любые попытки получения такого дамаска самостоятельно (точнее — изготовления традиционного холодного оружия) заведомо обречены на бесславный провал ввиду огромного

числа сугубо интуитивных и личностных ноу-хау, недоступных анализу.

Ствольный дамаск в свое время ознаменовал революционный прорыв в деле изготовления легкого огнестрельного оружия, и примерно с XVII века изрядная доля качественных стволов производилась именно из него. Для его изготовления сваривают пакет не из пластин, а из проволоки с различным соде ржанием углерода. Будучи сбита в монолитный пруток, заготовка скручивается и снова проковывается, вытягиваясь в ленту. Данный способ малопригоден для холодного оружия, так как дает лишь красивый дамасский узор при невысокой твердости и живучести режущих кр омок ввиду хаотичной внутренней структуры. Вот как выглядит характерный ствол (фрагмент) крученого дамаска. Некоторые мастера вковывают такие полосы в центр клинка для вязкости, наваривая по краям жесткие лезвия.

Дамасковые стволы не способны выдерживать давление газов при стрельбе бездымными порохами, потому они и были вытеснены изделиями из литой стали. Сегодня ствольный дамаск практически забыт, но возрождение интереса к утонченной охоте с репликами старинного оружия позволяет предвидеть возврат технологии.

На фото виден как сам слегка волнистый узор дамаска, именуемый хада, так и более светлая зона лезвия, закаленная до высокой твердости.

Хоролуг — разновидность булатной стали, получение которой основано на принципе образования в расплаве так называемых дендритных структур. Технология воссоздана авторским коллективом — И. Таганов, профессор, доктор физико-математических наук РАН; В. Иванов, шеф-кузнец студии «Хоролугъ СПб» и др. — после долгих лет экспериментов. Первые образцы, обладающие действительно феноменальными свойствами, были получены в 1998 г.

Здесь требуется пояснение относительно терминов: тогда как традиционно принято говорить о «харалуге» в форме производного от тюркского «кара-лыг» («черный цветок»), питерцы считают правильным именно «хоролуг» — от «хоролудь» («хоро» — круг, «лудь» — сияние, ослепительный блеск, белизна), то есть «сияющая сталь» или еще поэтичнее — «сталь Бога Солнца Хорса».

Суть процесса состоит в получении объемного поликристалла хоролуга, отдаленно напоминающего кусок мочала. Толчком к реанимации утерянных знаний стала находка хорошо сохранившейся новгородской кузни XI века, в которой использовалась не совсем обычная технология, а именно: прямое восстановление в тигле железа из смеси озерной руды и древесного угля при достаточно низкой температуре (ниже точки плавления шлаков). Кроме этого, в тигель добавлялись измельченные обломки метеоритов, содержащие, как теперь выяснилось, никель. Небесные посланцы, помимо легирования продукта, загадочным образом создавали условия для образования упомянутых дендритных структур в виде волокнистого поликристалла, собственно, и являющегося тем самым хоролугом.

Моделирование процесса в лаборатории с использованием в качестве присадки фрагментов Сихотэ-Алиньского метеорита привело, в конце концов, к получению искомой субстанции. Готовый поликристалл хоролуга осторожно, чтобы не разрушить волокнистую структуру, проковывается в полосу либо сваривается с высокоуглеродистой сталью, образуя сварочный дамаск с поистине фе номенальными прочностными характеристиками (твердостью порядка 67 -68 HRC при высокой динамической, т. е. ударной вязкости). Так, авторы метода сообщают, что «на одной из международных конференций образец не самого твердого хоролуга с хрустом резал все без исключения закаленные стали». Есть также ряд исторических документов, в которых приводятся удивительные примеры не менее удивительных демонстраций качества оружия древних славян, как, например, разрубание хоролужной секирой отменно каленых франкских мечей, положенных на колоду.

Нетрудно заметить, что внешне рисунок неотличим от рисунка сварочного Дамаска, нисколько не напоминая классический литой булат. Это понятно, поскольку, как упоминалось выше, собственно хоролуг непременно сваривается со сталью, без чего длинный клинок был бы Здесь же следует отметить одну интересную особенность хоролуга: температура окончательного завершения мартенситного превращения (т. е. финализация закалки) находится намного ниже нуля, так что после водяной или масляной ванны клинок следует погрузить в жидкий азот. Это заставляет по-особому расценивать слова легенды, гласящей, что славяне невероятно дорожили оружием и не соглашались продавать его ни за какие деньги, ибо «удается оно не каждый год». Можно предположить, что речь идет о редкостных, особо суровых зимах, хотя мороз в -30 или -40 °C нельзя считать достаточным аналогом купания в жидком азоте. Вот фрагмент хоролужного клинка.

Таким образом, славянская сталь является промежуточным звеном между традиционными литыми булатами и дамаском, стяжая на илучшие черты того и другого. Во всяком случае, несомненно, что в былые века культура оружейного производства наших предков намного превосходила все, что знала и умела Западная Европа, идя в ногу с передовыми технологиями Индии и мусульманского Востока.

Надеюсь, усвоив прочитанное, потенциальный покупатель будет более дотошным, если не сказать подозрительным, и не станет, словно чайка, бросаться на первый попавшийся ножик, который хитрый продавец именует «дамасским», назначая притом соответствующую цену. Вместе с тем далеко не всякий сварочный дамаск достоин порицания. Судя по всему, золотой век чудесного материала только начинается. Так, Россия вполне оправдала пословицу относительно медленного запрягания и быстрой езды: сегодня у нас катают дамасковый лист шириною почти в метр, толщиной 4-10 мм и с количеством слоев от 200 до 2000. Больше того, умудряются сваривать даже нержавеющую сталь, что ранее трудно было вообразить. При этом после термической обработки клинки показывают твердость не менее 65 HRC. Хочется надеяться, что скоро будет отработана заводская технология литого булата во всем блеске его легендарных свойств.

Таким образом, не стоит восторженно кудахтать, завидев узорчатый нож, но также не спешите кривить губы в саркастической ухмылке: вполне может статься, что перед вами действительно чудесный образец, немногим уступающий старинным раритетам! И, кстати, повторюсь — отнюдь не все сорта подлинного булата хороши. Специалисты, набившие руку на возне с антикварным оружием, рассказывали мне, что большинство превосходных булатных клинков двух — и трехвековой давности всего-навсего упруги, но запросто «берутся» напильником и ни в коей мере не обладают твердостью стекла.

Это была маленькая ложечка дегтя для отрезвления излише восторженных голов.